В Москву!

Ура, ура! Я еду в Москву! Москву я в последний раз видела, когда мне было лет... а не знаю сколько, но достаточно мало, чтобы запомнить только наиболее нелепые ее достопримечательности. Вернее, одну достопримечательность: желтую усохшую мумию маленького пожилого человечка в гранитном ящике, перед которым маршируют здоровенные молодые солдаты. Помню, я все пыталась взять в толк, зачем так задирать ноги, когда идешь охранять мертвого человека, и вообще, зачем мертвого черовека охранять - ведь никто его не украдет, кому он, мертвый, нужен? Посмотреть на мертвого человека было интересно, но цвет у него был такой неестественный... Я помню, как мне хотелось его потрогать, чтобы убедиться, что он не пластмассовый или не бумажный. И еще меня раздражал какой-то синтетический запах в этом помещении, и тот факт, что там не было вообще никакой мебели или хотя бы картин. То есть, я понимала, что мертвому человеку картины не нужны, а мебель - тем более, но отсутствие таких элементарных атрибутов человеческого быта придавало желтой мумии еще более пластмассовый (бумажный?) вид. Не зря, все-таки, древние хоронили своих мертвых вместе со всем нажитим теми скарбом - наверное, так усопшие казались полуживыми и с ними не так больно было расставаться. А этого ведь даже похоронить по-человечески не удосужились, бросили посреди пустой холодной комнаты, и все, кому не лень, ходят на него пялиться... И я в том числе... И так он там сиротливо лежал, что мне стало его жалко. А поскольку на дворе стояли 80-е и я была октябренком с красной звездой на белом фартучке, я понимала, что жалеть этого старичка я не имею права, потому что он вроде как вечно жив в моем сердце и вообще мой вождь. Только вот если он вождь, как же он мной может руководить, мертвый-то... Вот когда мной руководила мама, все было понятно: громко и недвусмысленно, включая все необходимые меры наказания. А желтая мумия меня наказать не сможет, уж очень она мертвая... А главное, в ней не было ничего великого. Я все пыталась вызвать в себе чувство благоговения, которое почему-то отказывалось меня охватить при виде самого замечательного человека на земле, подарившего мне счастливое детство в холодном сером городе с пыльными карамельками на прилавке районного гастронома и черными сугробами, ежегодно оповещающими его серое население о наступлении весны. Чувство благоговения у меня не получалось. Желтого Ленина я не оценила. Так что теперь, когда буду в Москве, в мавзолей я не пойду. Хоть и говорят, что теперь туда нет очереди...

В Москву!

Ура, ура! Я еду в Москву! Москву я в последний раз видела, когда мне было лет... а не знаю сколько, но достаточно мало, чтобы запомнить только наиболее нелепые ее достопримечательности. Вернее, одну достопримечательность: желтую усохшую мумию маленького пожилого человечка в гранитном ящике, перед которым маршируют здоровенные молодые солдаты. Помню, я все пыталась взять в толк, зачем так задирать ноги, когда идешь охранять мертвого человека, и вообще, зачем мертвого черовека охранять - ведь никто его не украдет, кому он, мертвый, нужен? Посмотреть на мертвого человека было интересно, но цвет у него был такой неестественный... Я помню, как мне хотелось его потрогать, чтобы убедиться, что он не пластмассовый или не бумажный. И еще меня раздражал какой-то синтетический запах в этом помещении, и тот факт, что там не было вообще никакой мебели или хотя бы картин. То есть, я понимала, что мертвому человеку картины не нужны, а мебель - тем более, но отсутствие таких элементарных атрибутов человеческого быта придавало желтой мумии еще более пластмассовый (бумажный?) вид. Не зря, все-таки, древние хоронили своих мертвых вместе со всем нажитим теми скарбом - наверное, так усопшие казались полуживыми и с ними не так больно было расставаться. А этого ведь даже похоронить по-человечески не удосужились, бросили посреди пустой холодной комнаты, и все, кому не лень, ходят на него пялиться... И я в том числе... И так он там сиротливо лежал, что мне стало его жалко. А поскольку на дворе стояли 80-е и я была октябренком с красной звездой на белом фартучке, я понимала, что жалеть этого старичка я не имею права, потому что он вроде как вечно жив в моем сердце и вообще мой вождь. Только вот если он вождь, как же он мной может руководить, мертвый-то... Вот когда мной руководила мама, все было понятно: громко и недвусмысленно, включая все необходимые меры наказания. А желтая мумия меня наказать не сможет, уж очень она мертвая... А главное, в ней не было ничего великого. Я все пыталась вызвать в себе чувство благоговения, которое почему-то отказывалось меня охватить при виде самого замечательного человека на земле, подарившего мне счастливое детство в холодном сером городе с пыльными карамельками на прилавке районного гастронома и черными сугробами, ежегодно оповещающими его серое население о наступлении весны. Чувство благоговения у меня не получалось. Желтого Ленина я не оценила. Так что теперь, когда буду в Москве, в мавзолей я не пойду. Хоть и говорят, что теперь туда нет очереди...