А вот мой троюродный дядя...

[noa_anuta]

- И что же ты учила в Лондоне? - дама, которую мне подселили мне в палату в последний день моих мучений, смотрит на меня как-то очень недружелюбно.
- Marketing communications. То есть, маркетинговые коммуникации, - поправляюсь я. На иврите это звучит совершенно иначе.
- Мне не надо переводить. У меня прекрасный английский.
- Извините, - я стараюсь с ней не ссориться. Больничная палата - это как армия, где нужно уживаться с совершенно чужими тебе во всех отношениях людьми, чтобы не портить себе нервы. Ну откуда мне знать, что мадам в свои "за 60" хорошо владеет английским? Ведь старое поколение в Израиле очень разное.
- И где же ты жила в Лондоне?
- В Marylebone.
- Я такого района не знаю.
Видимо, после этой реплики я должна почувствовать непреодолимое желание убить себя об стену.
- Это в десяти минутах ходьбы от Оксфорд-стрит.
- А-а... Там, наверно, шумно... Просто я очень хорошо знаю Лондон. Я постоянно езжу туда к сестре. Она живет в Хэмпстед-гарденс. Очень богатый район! Очень!
Наверно, я должна как-то на это отреагировать. Но я не знаю как, поэтому только улыбаюсь и пытаюсь снова уткнуться в компьютер. Но не тут-то было.
- А с чем ты тут лежишь? Чего это вокруг тебя профессора крутятся?
Я в трех словах объясняю, что со мной такое, но допускаю роковую ошибку, сказав, что мне крупно повезло, что все это случилось со мной в Израиле, а не в Англии.
- Почему это? - дама даже слегка повышает голос. - В Англии прекрасная система здравоохранения.
Я удивленно поднимаю брови.
- Да-да, и нечего удивляться. Моя сестра постоянно лежит в больницах, там прекрасные больницы!
Я вспоминаю жуткий St. Mary's Hospital и вечные вопросы типа "когда вы обнаружили, что заболели гриппом, были ли вы в состоянии алкогольного опьянения?" и начинаю подбирать слова, чтобы как-то ей возразить, но она меня опережает:
- Правда, моя сестра всегда лежит в дорогих частных больницах. У нее очень дорогая страховка...
Я бурчу что-то вроде "зачем же сравнивать лексус с жигулями", но стараюсь не давить. Она раз в месяц лежит в этом отделении под капельницей - у нее какая-то неизлечимая болезнь. Наверно, ей несладко. Бог с ней, все равно меня сегодня выпустят...
- Кстати, и во Франции система здравоохранения лучше, чем в Израиле.
- Вот это очень странно, - не выдерживаю я. - Я слышала ужасные отзывы от людей, живущих во Франции.
- Они врут. Мой троюродный дядя пять месяцев пролежал там в реанимации, подключенный к трубкам, пока не умер. Здесь бы его так долго, наверно, не держали.
- Действительно, вдруг бы быстро вылечили...
- И нечего язвить. Я не слышала, чтобы здесь кого-нибудь держали пять месяцев в реанимации. Наверняка перевели бы в обычную палату.
- Может, такие случаи все-таки есть, но вы о них не знаете? А может, держать человека пять месяцев именно в реанимации - просто тупо и намного логичнее действительно перевести его вместе с трубками в подходящее отделение?
- Зря ты так защищаешь израильское здравоохранение. То есть, мне-то, конечно, жаловаться не на что, меня прекрасно лечат, но если взять в целом...

Я почти физически чувствую, как мое терпение звонко лопается. Я уже готова взорваться, но в это время меня вызывают в регистратуру, чтобы торжественно отпустить на свободу. Вернувшись в палату, чтобы собрать вещи, я обнаруживаю, что дама задремала под своей капельницей. Да и запал у меня уже не тот. Какое счастье, что больница - это все-таки не армия, и с людьми, далекими тебе во всех отношениях, не нужно проводить вместе целых два года...